Анализ стихотворения «Подражание итальянскому»

• Как с древа сорвался предатель ученик,
• Дхнул жизнь в него, взвился с своей добычей смрадной

История изучения «Подражания итальянскому» на этом установлении его источников и кончается. Как это ни странно, но прекраснейшее, исполненное глубокого смысла стихотворение не заинтересовало пушкинистов нескольких поколений. Без ответа остаются вопросы — что привлекло Пушкина в этом посредственном сонете Дюшана?, Что побудило перерабатывать сюжет об Иуде? Что утверждалось в этом стихотворении? Ведь поэт стремился сказать что-то важное и нужное людям…

Пушкин прежде всего отступил от религиозной однозначности (наказание в аду). Свое стихотворение он посвятил важнейшим нравственным проблемам. Соответственно он убирает из заглавия и текста имя Иуды. Поэт ведет рассказ о «предателе-ученике». Определение замещает имя и точно обозначает преступление. За всей образной системой стихотворения чувствуется где-то на заднем плане свечение мифа об Иуде. Но пушкинский рассказ, опираясь на апокриф, дает иную трактовку образа.

Дюшан довольно точно перевел Джанни, сохранив и форму сонета. Он лишь усилил натуралистическими деталями расправу над Иудой: демон «схватил его за волосы», «плоть Искариота с треском сгорела, мозг изжарился». Несколько изменен и облик сатаны: он смотрит на «окаянного» «со смеющимся лицом», «сияющий», он «возвратил ему своим дымящимся ртом поцелуй, который предатель дал Христу».

Четверостишие «Напрасно я бегу» тематически, стилистически, образно связано со стихотворением «Отцы пустынники и жены непорочны». Точнее — оно предсказывало это стихотворение. «Напрасно я бегу…» писалось одновременно со стихами «Из Пиндемонти» (5 июля 1836 года) и «Отцы пустынники…» (22 июля). Четверостишие — не самостоятельное стихотворение, а отрывок начатого и брошенного стихотворения. Что в нем главное? Признание невозможности уйти от преследующего человека алчного греха. Неминуемость поражения человека передана выразительными образами — голодного льва, который гонится по следу оленя. Символика образов льва и оленя предвещает победу сильного над слабым.

Стихотворение «Напрасно я бегу к сионским высотам» было начато и брошено 5 июля. Но поэт не оставил мысли написать молитву, которая бы укрепила веру человека в себя, в свои способности противостоять врагам, искушениям, «алчному греху». Библейская символика — рыкающий голодный лев настигает беззащитного оленя — не могла выразить пушкинский идеал, пушкинскую философию человека, и тогда 22 июля родилось стихотворение «Отцы пустынники и жены непорочны».

• бросил труп живой в гортань геенны гладкой…
• Лобзанием своим насквозь прожег уста,

Напрасно я бегу к сионским высотам, Грех алчный гонится за мною по пятам… Так, ноздри пыльные уткнув в песок сыпучий, Голодный лев следит оленя бег пахучий.

Назидательность идеи сонета Джанни подчеркивалась Дюшаном — он дает ему новое заглавие: «Наказание Иуды в аду». С этим заглавием и имел дело Пушкин.

Свой сонет Джанни и начинает с того, на чем кончается евангелический рассказ,- повесившийся Иуда падает с сучка, «его демон-подстрекатель подлетает к нему, взмахивая крыльями, красными, как огонь, и за петлю, которая скрутила шею предателя, тащит в кипящие недра раскаленной бездны. Едва лишь швырнул его цепкими когтями, как плоть его сгорела и кости просвистели». Заканчивался сонет встречей с сатаной: «Посреди пламени большой бури стало видно, как злая усмешка сатаны расправила морщины его надменного чела. Затем он привлек коварного предателя в свои объятия и дымящимся черным ртом возвратил ему поцелуй, данный Христу».

• В предательскую ночь лобзавшие Христа.

В основе сонета Джанни лежит апокриф о наказании Иуды в аду. Предательство — грех; все грешники, согласно христианской доктрине, попадают в ад, где подвергаются жестокому наказанию. Ад — царство сатаны, бесы являются исполнителями посмертной казни грешника.

Пушкин отказался от натуралистического описания как тащат за волосы труп висельника. Вместо этого поэт вносит совершенно другой, кардинально все меняющий мотив — прилетевший дьявол оживляет повесившегося предателя-ученика («Диявол прилетел, к лицу его приник, Дхнул жизнь в него…») «. Последовательно меняются и все следующие сцены — у Пушкина нет дикой расправы над предателем, его не сжигают, брошенного «в гортань геенны гладкой», но встречают с ликованием бесы («Там бесы, радуясь и плеща, на рога Прияли с хохотом всемирного врага») с тем, чтобы «понести» его «к проклятому владыке».

• Там бесы, радуясь и плеща, на рога

четверостишия строятся прежде всего на том основании, что оно записано на черновике стихотворения «Из Пиндемоити» и потому связано с ним: оно рассматривается как реплика на черновой вариант следующих стихов:

После этих строчек, убеждает исследовательница, Пушкин работу бросил и начал другоестихотворение — «Напрасно я бегу…». «Получилась своеобразная реплика на последние, написанные к этому времени стихи «Из Пиндемонти»: предавшись мечтам о независимости от светских и духовных властей, поэт тут же осознает их неосуществимость в реальных условиях своей эпохи» . Четверостишие «Напрасно я бегу…» построено на: библейских образах, его источником являются псалмы-; Это, между прочим, хорошо показала Н. Н. «Петрунина. Сион — это священная гора, путь к Сиону — путь к богу, олень- символ души человека, льву уподоблен преследующий праведника грех. Однако в стихотворении «Из Пиндемонти» Пушкин сознательно и принципиально не использует библейских образов. Именно потому психологически и эстетически трудно допустить, что «Напрасно я бегу…» — реплика к стихам «Из Пиндемонти». Оба стихотворения написаны в различной стилистической манере, они передают различный тип мышления, противоположный тематический ряд ни в чем не схожих мыслей, выраженных в чуждых друг другу образах.

Запись четверостишия на странице черновика «Из Пиндемонти» не может служить доказательством. Рукописи Пушкина свидетельствуют, что поэт часто делал на них заметки, рисовал портреты, картинки, никак не связанные с текстом,- тут действовал невосстановимый психологический процесс ассоциативного мышления.

• • И шумно понесли к проклятому владыке,
  • И сатана, привстав, с веселием на лике

В центре стихотворения «Подражание итальянскому» библейский образ Иуды, Пушкин впервые обращается к нему. Но трактуется он необычно, в явном нарушении традиции. С выяснения этой необычности образа и следует начинать рассмотрение стихотворения. Дело в том, что в Евангелии рассказывается о предательстве Христа его учеником Иудой, его раскаянии после того, как он увидел осужденного учителя, которое приводит предателя к самоубийству,- Иуда повесился. На этом евангелический рассказ кончается. В пушкинском же стихотворении, как и у француза Дюшана и итальянца Джанни, речь идет о последующей судьбе Иуды. Вот почему необходимо внимательно рассмотреть итальянский сонет и его французский перевод, который послужил для Пушкина источником.

• • Диявол прилетел, к лицу его приник,

Из шести стихотворений, в последующем включенных в цикл, первым было написано «Подражание итальянскому» (22 июля 1836 года). Впервые оно было прокомментировано П. В. Анненковым, указавшим, что это — подражание сонету Франческо Джанни . Следуя за Анненковым, Н. О. Лернер в комментарии к стихотворению привел текст итальянского сонета.

Доказательства Н. Н. Петруниной о самостоятельности

• • • Не гнуть ни совести, ни мысли непреклонной.

Прежде чем перейти к рассмотрению стихотворения «Подражание итальянскому», необходимо остановиться на четверостишии, написанном тем же летом 1836 года, «Напрасно я бегу к сионским высотам». В пушкиноведении высказывалась мысль о его близости к циклу, в то же время спорят, является ли оно законченным стихотворением или неоконченным отрывком. Последняя работа на эту тему принадлежит Н. Н. Петруниной. Исследовательница доказывает, что это не отрывок, а законченное стихотворение и что возможно говорить о намерении Пушкина включить его в свой цикл. Разберемся в предложенной аргументации. Но сначала напомню это четверостишие:

• • • Пред силой беззаконной законной

Пушкин переработал французский текст итальянского сонета. Вот что написал он:

• • Прияли с хохотом всемирного врага